Дурной урок нашей молодежи Художник Петр Павленский привел в суд проституток. Репортаж Ильи Азара
Meduza
21:08, 27 апреля 2016

Фото: Сергей Фадеичев / ТАСС / Scanpix

26 и 27 апреля мировой суд участка № 199 Санкт-Петербурга продолжил рассматривать уголовное дело художника Петра Павленского, которого обвиняют в вандализме за акцию «Свобода». В ходе этой акции он жег покрышки, имитируя события на Майдане в Киеве. Поскольку Павленский находится в московском СИЗО, где ждет начала другого суда за другую акцию — «Угроза», заседания были выездными и прошли в Преображенском районном суде столицы. В среду показания давали свидетели защиты, которыми по просьбе Павленского стали три проститутки. Им заранее показали видеоролик с акции «Свобода»; свидетели защиты заявили, что Павленский психически нездоров. Его адвокат Дмитрий Динзе рассказал, что допрос проституток — это продолжение акции художника. В суде над акционистом побывал спецкор «Медузы» Илья Азар.
Допрос проституток

В 225-й зал Преображенского районного суда зашла высокая густонакрашенная женщина с копной черных волос. Под короткую джинсовую курточку она надела откровенное черное платье — вызывающе короткое спереди, туго обтягивающее ягодицы и с длинными вырезами, открывающими ноги, по бокам.

Это была Елена Посадских, свидетель по делу Петра Павленского со стороны защиты. Идея вызвать ее в суд принадлежала самому художнику. Посадских произвела в зале заседаний фурор; судебные приставы и конвойные полицейские пожирали ее глазами, посмеивались и, улыбаясь, переглядывались друг с другом. Судья Яна Никитина, впрочем, сохраняла невозмутимый вид.

— Скажите, пожалуйста, где вы работаете? — спросила она у свидетеля, выяснив для начала, как ее зовут и где она живет.

— В сфере продаж, — ответила Посадских, чем вызвала у адвоката Павленского Дмитрия Динзе едва заметную улыбку.

— Вы знакомы с Павленским? Вы испытываете к нему чувство неприязни?

— Нет, но к его искусству я испытываю неприязнь. Я вообще не вижу в этом искусства, — ответила свидетель, чем вызвала недоумение у большинства журналистов в зале.

Посадских рассказала, что недели две-три назад сидела в кафе с подружками, когда к ней подошел молодой человек, представился Иваном и сказал, что он от Павленского. «Он показал нам акцию „Свобода“ на видео и попросил высказать свое мнение о ней на суде. Я согласилась», — объяснила Посадских свое появление в зале суда.

— Вам известны понятия «вандализм» и «осквернение»? — спросил ее Динзе.

— Да.

— Можете сказать, что это такое?

— Осквернение — это когда человек, допустим, принес что-то в церковь. Вандализм — это то же самое и [еще] памятники, государственные учреждения, которые разрушают.

— Считаете ли вы акцию «Свобода» вандализмом? — продолжал спрашивать Динзе. Перед началом заседания он показал список вопросов Павленскому, и тот его одобрил, попросив вычеркнуть только последний пункт.

— Не считаю. Вандализм — это если бы он разрушал мост. Но я считаю, что принести шины — это осквернение.

— Считаете ли вы, что Павленский, устроив акцию «Свобода», осквернил культурный облик Санкт-Петербурга?

— Да. Факт налицо. Принести шины и долбить палками по железу — это нормально? Это не осквернение?

— Считаете ли вы Павленского художником?

— В какой-то мере да, но так, как он себя выражает в творчестве, — нет. Это можно в закрытом здании показывать, если люди приходят, кому нравится эта акция. Это же самовыражение, правильно? Но зачем это на публику все? — говорила Посадских.

— Можно ли его акцию считать уличным искусством? — продолжал адвокат.

— Я считаю, что нет. Уличное искусство — это когда люди рисуют на асфальте. Это позитив, и человеку это нравится.

— Считаете ли вы себя свободным человеком?

— Да, я свободный человек в свободной стране, правильно же? — немного неуверенно ответила свидетель.

— Вам кто-то заплатил, чтобы вы сюда приехали? — спросил напоследок Динзе.

— Естественно, оплатили, чтобы я не тратилась на такси. В этом же ничего противозаконного нет, — ответила Посадских.

Судья Никитина, похоже, быстро разобралась в происходящем — во всяком случае, вопросов свидетелю она задавать не стала. Государственный обвинитель Артем Лытаев, похоже, искренне обрадовался свидетелю защиты, подтверждающему версию обвинения.

— Я правильно понимаю, что вы считаете действия Павленского осквернением? — уточнил он у Посадских.

— Да.

— По вашему мнению, действия Павленского по поджогу покрышек в центре Санкт-Петербурга являются оскорблением норм морали, общественной нравственности?

— Да, это неуважение. Он не уважает даже себя. Как так можно? Если он хочет сделать акцию о погибших на Майдане, то пускай едет на Украину. Зачем это делать в России? — возмущенно ответила Посадских.
Свидетели защиты Петра Павленского в Преображенском суде, 27 апреля 2016 года
Фото: Алексей Абанин / «Дождь»

Первые два заседания по делу «Свободы» состоялись еще в июле и сентябре 2015 года в Петербурге. В ходе этих заседаний «вандализм» и «осквернение» акции Павленского оценивали свидетели обвинения. Например, школьная учительница Елена Липка назвала акцию «опоганиванием» моста: «Петербург является культурной столицей, и сжечь покрышки — это разрушение. Тут глагол „опоганить“ приходит в голову».

После Посадских показания в суде давали еще две ее подруги — Ирина Суслова и Дана Константинова. Они тоже пришли в платьях, но куда более скромных.

Суслова рассказала судье, что работает менеджером по продажам в ООО «Вектор» (это название считается нарицательным для фирм-однодневок). По ее словам, она тоже впервые увидела акцию Павленского на видео вместе с подружками в кафе. «Вы извините, но я была в шоке, реально в шоке. Извините меня, но я считаю лично для себя, что это психически больной человек», — сказала свидетель.

— Известны ли вам понятия «вандализм» и «осквернение», можете дать собственную интерпретацию? — спросил ее Динзе.

— Как это в двух словах объяснить? Вандализм — это причинение вреда.

— Чему? Людям, имуществу?

— И людям, и имуществу.

— А осквернение — это что?

— Это про святые места.

— Считаете ли вы акцию «Свобода» вандализмом и осквернением?

— Да. Извините, но я не считаю, что такие вещи приемлемы в центре города.

— А что в этой акции был осквернением?

— И покрышки эти, и железки. Все это неприемлемо.

— Другие акции Павленского вы видели?

— Да, к сожалению. Которая на Красной площади…

— Акция «Фиксация» (Павленский в качестве метафоры «апатии, политической индифферентности и фатализма современного российского общества» прибил свою мошонку к брусчатке на Красной площади — прим. «Медузы»). Она вам понравилась?

— Да вы что! Это вообще! Я не представляю, как это в голове может уложиться.

— Считаете ли вы, что это уличное искусство?

— Нет. Уличное искусство — это граффити, но в разумных пределах.

— А то, чем занимается Павленский?

— Извините меня, но это ненормально.

— А в чем ненормальность?

— Ну, какой здоровый человек сделает вот это все? Тем более на улице, — добавила Суслова. Она, похоже, была искренне возмущена акцией Павленского.

Суслова тоже назвала себя «свободным человеком» и призналась, что ей оплатили проезд до здания суда.

— Действия подсудимого осквернили такое сооружение, как мост? — уточнил у нее прокурор Лытаев.

— Да, я считаю, что да, — уверенно заявила Суслова.
Акция «Свобода» в Санкт-Петербурге, 23 февраля 2014 года
Фото: Петр Ковалев / Интерпресс / ZUMA / Corbis / Vida Press

Последней из трех подружек показания давала Дана Константинова в розовом платье, поразившая судью тем, что не смогла вспомнить свой домашний адрес. По ее мнению, акция Павленского — «сумасшествие, бред», она «ничего хорошего не несет».

— Что такое вандализм и осквернение? — задал Динзе тот же вопрос и ей.

— Вандализм — это кладбище, кресты… Осквернение — эта такая же история, но еще церкви, порча государственного имущества.

— Считаете ли вы, что акция «Свобода» оскверняет мост?

— Нет, там же не нанесено ущерба собственности.

— Вы считаете Павленского художником?

— Нет, это не художество, он же не рисует картины, художник должен на стенах ромашки рисовать, нести красоту в этот мир, а он не несет ничего красивого и доброго.

Гособвинитель рассказал Константиновой, что следствие установило причинение материального ущерба, так как пришлось «очищать брусчатку от следов горения», после чего она согласилась, что действия Павленского «в таком случае являются вандализмом».
Акция продолжается

О том, что в суд в четверг придут проститутки, адвокат Динзе намекнул «Медузе» еще накануне, но под запись сказал, что будут «представители пролетариата, люди свободных взглядов». Отказались признаться в том, где они на самом деле работают, и сами свидетельницы.

— Есть информация, что вы работаете в сфере интимных услуг, — спросил я их уже после того, как они дали показания.

— Кто-то, может, домохозяйка, кто-то, может, в интим-салоне работает, а кто-то активист. На суд ходили разные члены общества и высказывали свое мнение, — ответили они мне.

— А почему вы тогда так одеты? На приставов вы произвели впечатление, — уточнил я у Посадских.

— А что такого? Я по сезону одета. Мне, наоборот, нравятся такие вещи. Могла бы прийти в наряде Эльвиры — вот тогда бы был фурор.

Впрочем, в конце судебного заседания об истинном роде занятий девушек рассказал сам Павленский. «Это проститутки, которым я заплатил деньги, чтобы они пришли и дали показания. И они равнозначны показаниям других свидетелей обвинения, так как они имеют к делу такое же отношение. Мотив у них одинаковый!» — успел объяснить Павленский до того, как прессу вывели из зала.

Адвокат Динзе рассказал, что допрос проституток — продолжение акции Павленского. «Павленский нашел свидетелей со стороны защиты, свободных людей, которые и должны оценивать акцию „Свобода“. Секс-работники и еще одна категория граждан (на следующее заседание адвокаты обещают привести бездомных — прим. „Медузы“) — это и есть свободные от бюрократических или культурологических шор люди в интерпретации Павленского. Проститутки сами определяют, торговать им своим телом или нет. Оценивать его акцию должны такие свободные люди», — рассказал Динзе.

По его словам, понятия «вандализм» и «осквернение» — оценочные и неоднозначные. «Если свободные люди по-разному для себя определяют эти понятия, то я не считаю, что несвободные люди могут решать, что это такое, и оценивать акцию „Свобода“. Мы считаем, что в акции нет никакого состава преступления — ни вандализма, ни осквернения», — добавил Динзе.

Ранее в интервью «Новой газете» сам Павленский говорил: «Акция начинается в момент ее осуществления и заканчивается, когда меня забирает правоохранительная система или психиатры». «Но момент прекращения непосредственно действия означает начало процесса по утверждению границ и форм политического искусства. Поэтому можно говорить о том, что сейчас продолжается не акция — сейчас продолжается процесс политического искусства», — заявлял тогда акционист.
Задержание Петра Павленского после акции «Свобода», 23 февраля 2014 года
Фото: Петр Ковалев / Интерпресс / ZUMA / Corbis / Vida Press

После своих выступлений подруги более раскованно рассказали «Медузе» о своих ощущениях от акции Павленского. Называть его акции искусством, пусть и политическим, свидетели защиты категорически отказывались. «Прибить себя гвоздем к Красной площади! У меня ощущение, что [Павленский] любит садизм. Его просто ******* [бить] надо, может, тогда он кайф получит», — сказала мне Константинова.

— Надо же как-то расслабляться, — поправила подругу Посадских.

— Ну, давайте себе ногу отрежем, пришьем себе другую. Прикольно.

— Сейчас люди посмотрят и решат, что [началась] свобода, выйдут на улицы поджигать шины. Что это будет? Хаос, как на Украине? — говорила Посадских.

— Он просто подает дурной урок нашей молодежи, — добавила Константинова.

— Судить его правильно после такой акции? — спросила корреспондент «Дождя».

— Пусть отвечает за то, что сделал, — ответила Посадских.

— Сажать, может быть, нельзя, но надо его психиатрически пролечить, — добавила Константинова.

— Почему вы вообще решили выступить в суде? — уточнила журналист.

— Интересно стало, почему такие [люди живут] среди нас. Есть еще «Пуська райот», от них все и пошло. Разве нормально было с их стороны показывать такие акции? В Европе, может, это в порядке вещей, но у нас все-таки культурная страна, — отметила Константинова.

В целом девушки оказались неплохо осведомлены об акциях Павленского (возможно, это связано с тем, что в суд они пришли вместе с оппозиционной активисткой Ольгой Борисовой).

— Я не считаю, что он художник. Он разве рисует картины? — сказала одна.

— Он говорил же, что все люди, входящие в картину, создают пейзаж «живой» картины, — ответила ей Посадских.

Кроме того, свидетельницы положительно высказались о полиции.

— Благодаря полицейским сохраняется спокойствие в нашем городе, меньше преступности и вандализма. Им огромная благодарность, — сказала Константинова.

— А то бы было у нас как на Украине! — добавила Посадских.
Регламент молчания

26 апреля судья Никитина предложила прекратить рассмотрение дела за истечением срока давности совершения деяния и обратилась к Павленскому.

«Я 15 июля уже все вам сказал (на самом деле Павленский в тот день перестал говорить после отказа Никитиной допустить в качестве его защитника бывшего следователя Павла Ясмана — прим. „Медузы“). У меня регламент молчания», — откликнулся Павленский и замолчал.

За него ответил адвокат Дмитрий Динзе. «Сейчас у него регламент молчания, но ранее в „Бутырке“ он мне сказал, что против прекращения уголовного дела по истечении срока давности и считает, что оно должно быть продолжено, а свидетели — допрошены», — ответил Динзе.

Заседание продолжилось, и гособвинитель заявил ходатайство об оглашении ряда материалов дела. «Со стороны обвиняемого нет возражений, как я понимаю?» — обратилась судья к Павленскому. Тот вместо ответа молча смотрел на нее со скептическим выражением лица.

«Павленскому все равно, будет это дело завершено или нет. Он хочет на ближайших заседаниях суда донести до зрителя те мысли, которые заложены в акции „Свобода“. Какие будут правовые последствия и другие юридические тонкости его не интересуют», — объяснил позже Динзе.
Художник Петр Павленский
Фото: Сергей Фадеичев / ТАСС / Scanpix

На заседании 26 апреля судья Никитина зачитала результаты экспертиз, в которых объяснялось, что «осквернить» — это «нарушать чистоту чего-либо», а «вандализм» — это «бессмысленное и жестокое разрушение или порча исторических памятников». «Действия лиц оскверняют сооружение Мало-Конюшенный мост, нарушают общественную нравственность и мораль, пренебрегают общественными интересами и нарушают общепринятые нормы поведения в обществе, не способствуют развитию российского общества и развитию публичного пространства», — зачитала судья Никитина выдержки из экспертизы.

Павленский на протяжении обоих заседаний сидел в аквариуме полулежа, скрестив руки на животе, иногда, зевая, смотрел в одну точку или на экран, где 26 апреля долго показывали видеосюжеты о его акции и записи с камер наружного наблюдения.

— Павленский просит камеру правее подвинуть, — сказал Динзе судье.

— Пускай привстанет и посмотрит, — зло ответила судья. Художник смотрел в экран не отрываясь, но совершенно безучастно — в отличие от Динзе, которому происходящее явно нравилось.

Свой регламент молчания Павленский нарушил, когда приставы хотели удалить из зала пожилую женщину, которой не хватило места из-за обилия конвойных. Павленского в Преображенском суде охраняли не только приставы, но и не меньше пяти конвойных полицейских.

— Я обращаю внимание: много лишних судебных приставов в зале, — сказала женщина.

— Это не вам решать. Покиньте зал, — сурово и непреклонно ответил пристав.

— Я издалека приехала. Почему вы меня выгоняете? Принесите стул, — жалобно говорила женщина. За нее заступился Павленский.

— Молча сиди! — резко крикнул ему конвойный полицейский.

— Слушай, не надо тут, — ответил художник, после чего они продолжили пререкаться с полицейским.

— У меня есть ощущение, что этот сукин сын побьет Павленского, — сказала соседям еще одна зрительница и пригрозила полицейскому пальцем. Женщину, из-за которой и разгорелся спор, из зала так и не выгнали, посадив вместе с адвокатами. Она позднее достала из сумки наручники, объяснив приставам, что они детские, и защелкнула их у себя на руке.

Тем временем судья Никитина поспорила с адвокатом Динзе.

— Я сюда ехала не для того, чтобы проводить бесчисленное количество заседаний, — заявила она в ответ на слова Динзе о том, что ему нужно несколько заседаний для допроса свидетелей. — Не знаю, куда мне вклиниться в аншлаг Павленского!

— Это не его аншлаг, а судов, которые его хотят видеть подсудимым, — резонно возразил судье Динзе. Павленский продолжал невозмутимо хранить молчание.

Ближайшее заседание по делу об акции «Свобода» пройдет 16 мая, а уже 28 апреля в Мещанском районном суде Москвы состоятся предварительные слушания по делу Павленского за акцию «Угроза».