Припрятанная частота

Никакого "Эха Москвы" не было бы без трех человек (опять же это по моим личным впечатлениям): Г.А. Клигера, В.Г. Буряка и С.Л. Корзуна.

Ранней весной девяностого ко мне в "Огонек", где я работал ответственным секретарем, позвонил некто Григорий Аронович.

- Скажите, - спросил он, - вас не задевает, что в нашей стране иностранцы открывают одну за другой радиостанции - "Европа плюс", "Ностальжи"? Неужели мы сами не в состоянии создать хоть одну свою новую радиостанцию?

- Ну вот и напишите об этом, а мы напечатаем, - нетерпеливо ответил я, потому что спешил куда-то "бодаться" с супостатом - то ли в отдел издательств ЦК КПСС, то ли в Госкомиздат, сейчас уже не помню.

- Нет, я не об этом, - настаивал Григорий Аронович Клигер. - Почему бы вам, "Огоньку", вместе с нами не сделать новую станцию?

- С нами - это с кем?

- С "Ассоциацией Радио".

Надо сказать, что я с раннего детства был большим, как сейчас бы сказали, фанатом радиослушания, а в начале шестидесятых даже поработал полтора года корреспондентом и зав. отделом областного радио и телевидения в Ростове-на-Дону.

- Ну, тогда приходите, поговорим, - сказал я, зная, что большинство звонящих энтузиастов-прожектеров на встречи не являются.

Клигер пришел и рассказал удивительную вещь. Решение о выделении частоты кому-либо для вещания принимали Гостелерадио и Министерство связи, а чисто технически обеспечивала возможность использования этой частоты "Ассоциация Радио". Начальник этой ассоциации В.Г. Буряк и его заместитель Г.А. Клигер видели, как ловко обрабатывали советских начальников ушлые иностранцы и овладевали пространствами отечественного эфира. Но...

- Мы припрятали одну частоту, - говорил мне Григорий Аронович, - и если быстро создать "контент" и выпустить его в эфир, отобрать ее обратно уже не смогут. Но времени в обрез, слишком много заинтересованных с деньгами, и скоро до этой частоты могут докопаться...

И я тут же отправился к Л.Н. Гущину, первому заместителю главного редактора. Он не думал и минуты:

- Конечно, делаем.

"Огонек" клюнул

Г.А. Клигер рассказал мне позднее, что до нас предлагал эту затею и флагману перестроечной прессы "Московским новостям", и "АиФу". Но в результате "клюнул" на эту приманку "Огонек". Я привел в редакцию команду юристов, собранную Михаилом Федотовым, в которую, кроме него, входили Левон Григорян, Николай Исаков, Инэсса Денисова, Ольга Гюрджан. В течение нескольких месяцев мы собирались по средам и разрабатывали первый в стране устав независимого от властей средства массовой информации. Он получился большим - на нескольких десятках страниц (как и первые отечественные ЭВМ - многоэтажные сооружения).

В.Г. Буряк и его зам Г.А. Клигер решили, что в эту затею надо вплести какое-никакое столичное начальство. Позвали в учредители Московский городской совет народных депутатов. Лев Гущин, используя авторитет "Огонька" и свои обширные московские связи, организовывал нужные встречи, а мы мотались по конторам, собирая подписи, ходатайства, печати и прочее. Помню, как во время заседания пробирались на галерку Дома политпросвета на Трубной площади, где заседал Моссовет, и побуждали нужного депутата подписать бумагу прямо на подлокотнике кресла.

Еще друзья из "Ассоциации Радио" вовлекли в круг соратников факультет журналистики МГУ. Думаю, в первую очередь из-за глубокого уважения к знанию вообще - как-никак сами кандидаты наук, академики неких отраслевых святилищ. И, надо сказать, это пошло на пользу делу. Декан Я.Н. Засурский привлек в качестве разработчика зав. кафедрой телевидения и радио Г.В. Кузнецова (увы, совсем немного не дожившего до 15-летия "Эха"), тот подключил своих спецов, от технарей еще приходил М.Г. Розенблат, ставший впоследствии первым директором радиостанции, и вся компания раз в неделю стала собираться в живописном кабинете Ясена Николаевича, где, чтобы сесть на стул, надо было переложить с него на стол (или диван, тумбочку, телевизор) пачку книг, журналов или подшивок.

Едва ли не каждый писал свою концепцию нового радио. Ученые мужи - на серьезной теоретической основе и многих листах. Я - на полутора страницах и под названием "Каждый имеет право быть услышанным". О мобильниках тогда у нас знали по научной фантастике, поэтому я развивал идею ведения уличных репортажей из будок телефонов-автоматов, а также возможности оперативного вызова репортера (как 03, например) на место события. Когда я ныне слышу, как простодушный гориллоид в прямом эфире говорит главному редактору "Эха" Алексею Венедиктову: "Вы куплены Госдепом и международным сионизмом", меня охватывает зло и одновременно - чувство законного удовлетворения: каждый имеет право быть услышанным". Хотя, конечно, понимаю и грустное венедиктовское сетование: "Меня очень расстраивает несправедливость слушателей в отношении к радио и очень радует их справедливость. Хотелось бы больше справедливости". Не дождетесь, Алексей Алексеевич! (Кстати, много ли мы вспомним прямоэфирных программ, где предварительно не просеивают звонки?)

Государственный тайник

"Ассоциация Радио" объясняла: о передаче сигнала они договорятся с кем надо, а что касается оборудования... В их хозяйстве есть некая старая аппаратура, которую если подремонтировать и почистить...

- А где все это будет помещаться?

- У нас и будет. Приходите, посмотрите. Сначала хозяева показали разные продвинутые технические ухищрения связи. Потом в одном из помещений, как в детективном фильме, сняли с пола квадратную деревянную плиту, и в обнаружившемся тайнике открылась святая святых - какое-то совершенно непотребное змеиное переплетение разноцветных кабелей, проводов и проводочков.

- Здесь скоммутировано, - сказали мне...

Нет, я и сегодня не решусь раскрыть то, что тогда было произнесено. Точнее, именно сегодня и не решусь.

А потом меня привели на обширную лестничную площадку.

- Вот, - было сказано, - видите, какое замечательное место для студии.

- Где? - озирался я.

- Вот тут будут стоять магнитофоны, тут пульт, тут - основные микрофоны…

- На лестнице?

- Ну почему же. Выгородим.

Не знаю, существуют ли фотографии первой редакции-студии "Эха Москвы". Это было впечатляющее зрелище. В плохо проглядываемой из-за табачного дыма комнате возле каждого стола минимум два стула, почти все заняты. Мало того, молодые люди разного пола (и одинакового тоже) сидят на коленях друг у друга и все чего-то работают - с магнитофонами, с ручками, просто глядя в потолок - в творческом поиске…

С матчастью, похоже, все устаканивалось. Осталось найти желающих взять ее на вооружение. И тут снова инициатива оказалась за "Ассоциацией Радио". Владимир Гурьевич Буряк рассказал, как недавно они с Клигером ехали в машине к заместителю председателя Гостелерадио и включили приемник на волне советского иновещания. И услышали проникновенный, абсолютно французский, обворожительный мужской голос. "Густой, с обертонами, - описывал Владимир Гурьевич. - Не знаю, про что он говорил, но поверил ему безусловно". Обговорив с зампредом свои технические проблемы, гости спросили: а кто это у вас только что вещал по-французски таким красивым голосом?

- А, - сказал зампред. - Если красивым, то это Сережа Корзун.

- А какой он журналист? - уходя, между прочим, спросили радисты.

- Нормальный! - ответил простодушный собеседник.

"Его надо брать главным редактором! - убежденно говорил Владимир Гурьевич. - Другого такого голоса мы не найдем".

На следующий день ко мне в "Огонек" пришел высокий молодой человек с несколько напряженным взглядом.

- Сергей Корзун, - представился он.

Май 1990 г. Встреча на факультете журналистики МГУ с участием декана Я. Засурского, зав. кафедрой Г. Кузнецова, руководителей "Ассоциации Радио" В. Буряка, Г. Клигера, М. Розенблата, ответственного секретаря журнала "Огонек" А. Щербакова и С. Корзуна, которому предложено возглавить редакцию. Май-июнь 1990 г. Рабочие совещания в курилке дикторов Иновещания Гостелерадио СССР С. Корзуна и С. Бунтмана - разработка концепции принципиально новой для СССР разговорной радиостанции, построенной на принципах свободной журналистики, полного отсутствия пропаганды и "промывания мозгов".

Послезавтра - поздно

"Ассоциация Радио" капала нам на нервы каждый день.

- Завтра надо выходить в эфир! - требовала она.

- Как?! Мы же еще не зарегистрированы - ни как средство массовой информации, ни как юрлицо.

- Не важно, - внушала Ассоциация. - Когда заберут частоту, уже не надо будет ничего регистрировать!

- Сергей Львович! - звонили мы Корзуну. - Как насчет выхода?

- Хоть завтра, - бодро отвечал он. - Вот только надо дождаться джинглов. Мне их обещали прислать из Германии. Ну и, конечно, название...

Да, название... Это с человеком просто: можно его родить, а потом придумать имя. С радиостанцией все наоборот.

Корзун, как только его в кабинете декана факультета журналистики назначили главным редактором, тут же сообщил, что станция будет называться "Радио-М".

- Это почему?

- Не знаю, но я так слышу. "Радио-М" - и больше никак.

- Да ну, ерунда, - махнул рукой Владимир Гурьевич Буряк. - Название давно есть: "Радио-СТ" (звучание: эстэ). Если точнее, то латинскими буквами: "Радио-ST".

- Почему "ST"?

- Потому что это хорошо и правильно.

На другой день Владимир Гурьевич без предупреждения приехал ко мне в редакцию. Оказывается, для того, чтобы все же привести убедительные аргументы в пользу "ST".

- У нас есть такая техника, - сказал он, - ревербератор называется, он дает замечательный эффект. Я прямо слышу, как диктор объявляет: "Говорит радио ST!" И эхо, затихая, долго повторяет: "Эстэ... эстэ... эстэ". Потрясающе! К тому же у нас в учредителях Моссовет, а СТ можно расшифровывать как "Радио Столица"...

...И пришел день, когда уже не было времени на отступление и от наличия названия стало зависеть: быть или не быть? И весь этот день я, забросив работу за зарплату, фантазировал на темы "ST" и "М": "СТолица", "СТалкер", "СТудио", "Метрополис", "Мозаика", "Монитор", "Монтекристо", "Муниципаль", "Метроном"... И т. д. и т. п. Именно бумажку, на которой записана куча тех вариантов, мне и удалось обнаружить в своем, казалось бы, безнадежно безалаберном архиве.

Так и не изобретя ничего путного, с распухшей головой я поехал в метро по рутинным домашним делам. Проезжая над Москвой-рекой между "Спортивной" и "Университетом" ("Воробьевы горы" тогда не функционировали), я неожиданно сделал открытие: "СТ" - это не две буквы, а три или даже четыре звука (э; с; т; э). Поэтому их можно расшифровать, скажем, так: СтЭ - Столичное эхо. Или: ЭСт - Эхо столицы. А "М"... - это "ЭМ", то есть "Эхо Москвы"!

Вышел из метро, записал слова на бумажку и из автомата позвонил домой Корзуну:

- Сергей Львович! "Радио-М" - это Радио "Эхо Москвы".

Для жизни и для суда

"9 августа 1990 г. Регистрация радиостанции как средства массовой информации Моссоветом на основании "Закона СССР о печати", вступившего в действие 1.8.90. 22 августа 1990 г. 18:57. Первый эфир".

Что касается первого эфира, тут никаких сомнений нет. А вот насчет регистрации... Может, что-то с памятью моей стало, но все эти годы я жил с убеждением: вольнолюбивая идея "Ассоциации" поскорее выйти, а уж оформить - как получится - восторжествовала в своем классическом виде. А может, сайт "Эха" создавали на основании имеющихся документов? Как раз в девяностом, помню, когда я стоял в многочисленных очередях при регистрации нового учредителя "Огонька", я в них не раз слышал народную мудрость: "Документы должны быть оформлены как надо - для суда". Что будет суд, как-то никто не сомневался. Как и в том, что для жизни без суда никаких документов не требуется.

Помню, как радостный Корзун принес мне маленькую кассетку:

- Вот, джинглы привезли.

Я послушал столь долгожданные заграничные треньбреньки. Так что, вот без этих ампутированных звуковых клочочков мы не могли выйти в эфир?!

Сергей, простите мне мою тогдашнюю темноту! Виноват.

Вся творческая подготовка к выходу велась где-то в таинственной корзуновской радиостране. Мне почему-то казалось, что там все заваливается, ничего не получается, что так быстро невозможно сделать нечто грандиозное, называемое радиостанцией, что это вообще невозможно сделать обыкновенным людям...

Тем не менее, я пошел к нашей завредакцией и попросил обеспечить меня каким-никаким радиоприемником. Она откопала где-то донельзя потрепанный "Панасоник", я пораньше ушел домой, по дороге купил батарейки... Навел рисочку на записанную загодя среднюю волну. Сердце почему-то колотилось. Вдруг заиграла какая-то малопонятная музыка ("Это что-то не то!"), кончилась на какой-то, как показалось, нелогичной ноте и... вынырнул красивый голос Корзуна. Что он говорил, уже не имело никакого значения.

Получилось! [/spoiler]