Четверг, 6 Июля 2006

СЕРГЕЙ КОРЗУН: Всем добрый вечер. Представляю Вам моего сегодняшнего гостя. Это Юрий Алексеевич Рыжов, академик Российской академии наук. Ну, остальное, поскольку мою шпаргалку сожрал принтер и не отдает назад, мы будем выяснять по ходу дела. Добрый, вечер, Юрий Алексеевич.

ЮРИЙ РЫЖОВ: Добрый вечер, Сергей.

С. КОРЗУН: Юрий Алексеевич, человек, которого невозможно представить без движения. Вообще, первое мое впечатление после, мы с Вами давно виделись где-то в эфире уже. Прошло довольно много времени. Понятно, что я следил за Вашей судьбой. Но вот первое впечатление, что как бы изменений человеческих нет. И я с удивлением обнаружил, что Вы недавно отпраздновали свои 75. Как себя ощущаете на 75?

Ю. РЫЖОВ: На 75 и ощущаю.

С. КОРЗУН: На 75?

Ю. РЫЖОВ: Конечно.

С. КОРЗУН: Не на 50, не на 25?

Ю. РЫЖОВ: Вы знаете, я как-то над этим не задумывался. Я ощущаю, жив, хожу, езжу, сижу за рулем, работаю, значит, все в порядке.

С. КОРЗУН: Можно представить… Сами за рулем?

Ю. РЫЖОВ: Сам все время.

С. КОРЗУН: Какая машина-то?

Ю. РЫЖОВ: Сейчас "Мерседес" старенький, 98-го года. Е-230. Ходит. Мне нужно, чтобы он ходил, и мне нужно, чтобы кондиционер был, потому что жарко.

С. КОРЗУН: А любимая машина, какая была в истории? Давно?

Ю. РЫЖОВ: Ой, у меня 50 с лишним лет стажа за рулем. Я начинал с "Москвича" 402-го.

С. КОРЗУН: Своими руками собирали, да?

Ю. РЫЖОВ: Купил старый очень.

С. КОРЗУН: Уже собранный.

Ю. РЫЖОВ: Но я на нем ездил довольно долго. Хорошая машина по тем временам была. Потом я все советские машины, на всех поездил.

С. КОРЗУН: Автомобилист-испытатель, можно сказать.

Ю. РЫЖОВ: Нет, не испытатель, любитель. До сих пор называют автолюбители нас. Потому что это в Советском Союзе любительством считалось, а не обиходной профессией.

С. КОРЗУН: Я для себя тут выяснил, что Юрий Алексеевич занимался не только четырьмя колесами, но и двумя, было дело. И мы в его лице, здесь я делаю трагическую физиономию, потеряли, наверное, несбывшегося олимпийского чемпиона по велоспорту. Приобрели академика. Академиков много, олимпийских чемпионов не так много.

Ю. РЫЖОВ: Ну, я так думаю, что олимпийского чемпиона Вы не потеряли. А так велосипедист среднего разряда. Можем быть, ну и что? Не известно, что лучше, да?

С. КОРЗУН: Не очень серьезно относились к этому?

Ю. РЫЖОВ: Да, я вообще не очень серьезно. У меня не было больших амбиций в этом деле. Мне было интересно. Интересно было.

С. КОРЗУН: Интересно, академиком Вы стали в восемьдесят…. действительным членом Академии в 86-м, по-моему.

Ю. РЫЖОВ: Позже. В 81-м членкором, а потом через 6, 5 лет, не знаю.

С. КОРЗУН: У Вас много должностей, но Вы сами просили обозначить Вас в эфире, как академика российской академии наук. Это самая главная Ваша должность?

Ю. РЫЖОВ: И единственная? Какие у меня еще должности?

С. КОРЗУН: Ну, Вы же преподаете, по-моему, в МАИ.

Ю. РЫЖОВ: Нет, заведую кафедрой аэродинамики в своем МАИ, где я проработал много лет до отъезда и после. Просили меня вернуться на свою же кафедру. Но это тоже так сказать не должность. Как Ландау говорил: "Я не ученый. Ученый это дрессированный в цирке заяц. Я – научный работник". Так говорил Ландау. И я думаю, что я ближе к научному работнику.

С. КОРЗУН: Академик Юрий Рыжов – наш сегодняшний гость. Обозначили несколько тем, поговорим по ним. Тем более что вопросы по интернету, и шпаргалку заодно мне тут распечатали. Поэтому я больше вооружен. Скажите, пожалуйста, Юрий Алексеевич, почему Вы в 92-м, наверняка, отвечали уже на этот вопрос, эмигрировали послом во Францию? Сбежали от трудностей? Период был такой?

Ю. РЫЖОВ: Нет, просто потому что я не хотел идти во власть. Я не буду повторять эти все истории. Они все описаны. Т.е. меня абсолютно не прельщала должность премьер-министра моей Родины. По многим параметрам, прежде всего в силу неспособности собственной к этой должности, как угодно это называйте. А предложение было сформулировано так. Ну, уж если не хотите новой России служить, то, может быть, поедете послом во Францию. Там нет посла, а скоро визит официальный. Так что когда я приехал в январе, то в начале февраля был официальный визит Ельцина к Митерану.

С. КОРЗУН: Так парашютировали готовить визит отчасти.

Ю. РЫЖОВ: Да, я ничего не готовил. Там профессионалы были, они все подготовили, они умели это делать. И вообще очень высокой квалификации профессионалы были в посольстве. Поэтому мне довольно легко достались те 7 лет.

С. КОРЗУН: Сразу два вопроса возникли. Первый из них, Вы как будто не в советской стране родились и жили. Помните девиз "если не я, то кто же?" Чего это Вам не захотелось так попремьерить в родной стране? Может быть, на самом деле, руку бы приложили и реформы пошли бы каким-нибудь другим, более человечным образом.

Ю. РЫЖОВ: Нет, конечно, нет, конечно. Потому что, во-первых, я довольно хорошо понимал, что это, если, так сказать, можно что-то сделать, то это надолго, очень надолго. Просто вот я где-то в каком-то интервью тоже рассказывал тогда и недавно повторил, что, в общем, по специальности механик. Механик, это широкий профиль, не в смысле МТС. Это в смысле механика жидкости, газа, плазмы, чего угодно. Вот я приводил аналогии. Маховик у Вас такой здоровенный. Вы его раскручиваете, вкладываете энергию, все такое. Раскручиваете, потом говорите, я не в ту сторону. Значит, его надо затормозить, ту же энергию потратить и начать раскручивать в другую. Значит, соизмеримы эти времена должны быть. Ну, поинтенсивней тормозили, поинтенсивнее раскручивали. И оказывается, что это время должно быть соизмеримо с десятками лет, потому что, скажем, взять с 17-го по 91-й. Сколько лет прошло? Или по 85-й даже. Все равно. Ну, и когда были всякие предвыборные собрания. Меня все упрекали, говорили что, слушатели на встрече с избирателями, что жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется и т.д. Потом я понимал это задача не для человека, которого в 92-м году, когда я уезжал, уже был 61 год. Ну, и что?

С. КОРЗУН: Юрий Алексеевич, я на Вас на Вашем поле буду наступать. На поле механики.

Ю. РЫЖОВ: Это Ваша профессия – наступать.

С. КОРЗУН: Маховик зачем раскручивать в другую сторону? Набрал обороты? Набрал. Приводной ремень. Шестеренка, которая крутят в другую сторону.

Ю. РЫЖОВ: Нет, нет, нет. Это аналогия очень простая, которую я изложил. На самом деле, это очень многофакторная, многовекторная, многомерная задачка в механике, которая не всегда даже в простой механики решается. Даже с помощью великих ЭВМ ее не всегда решишь, механическую. А эту тем более.

С. КОРЗУН: Тогда к науке сразу перейду. Вы собственно специалист по аэродинамике, да. И собственно Ваши работы основные были в этом. Я не буду спрашивать секреты. Ну, про ученых еще поговорим. Ни про ракеты, ни про аэродинамику. Могли бы, кстати, что-нибудь продать на Запад из своих знаний?

Ю. РЫЖОВ: Нет, ничего.

С. КОРЗУН: Ничего не могли?

Ю. РЫЖОВ: Ну, потому что, то, что я знаю, знают все.

С. КОРЗУН: А, теперь уже стало публичным. Так Вы засекреченным никогда не были что ли? Подождите, Вы же в ЦАГИ работали в Жуковском?

Ю. РЫЖОВ: Я всю жизнь засекречен. Потому что я работал, грубо говоря, всю жизнь на научное обеспечение ракетно-космической отрасли. У нас тогда все засекречено было до последнего гвоздя. Поэтому даже когда я поступал на физтех, это 48-й год был, и первое, что сделали, подписку написали и получили допуск. Потому что нам надо сразу было начинать ездить из Долгопрудной, в Жуковский, в Цагель. В Цагель двойная охрана, собаки, солдаты, песчаная полоса. Так что там все было хорошо закрыто от шпионов-то. Нет, а потом я все-таки меньше, особенно, скажем, после 60-го года, меньше касался конкретных объектов. А вот в Цагель, конечно, имел отношение к аэродинамике ракет. Земля-воздух, воздух-воздух. Молодой инженер. Я сидел, в аэродинамических трубах испытывал эти модели. Потом из них сделали железо. Оно стреляло. И даже Пауэрса убило. Т.е. не убило, а сбило.

С. КОРЗУН: Бытовой тогда вопрос по поводу корейских ракет. Корейцы на каком сейчас уровне находятся, и что там может быть?

Ю. РЫЖОВ: Сергей, когда я шел к Вам, и даже когда начали разговаривать, я сказал: давайте горячие поводы сегодняшние, свежатинку, не будем трогать. Есть уже куча людей, комментаторов, аналитиков, экспертов, которые тоже не дураки. Они прекрасно это дело обсосут и обгрызут до белых костей. Не будем трогать то, что тленно. Потому что ценный повод завтра уйдет и все.

С. КОРЗУН: Уговорили. Не будем трогать то, что тленно. Будем трогать то, что… А что для Вас самое нетленное, между прочим? Что для Вас нетленка?

Ю. РЫЖОВ: Нетленка?

С. КОРЗУН: Дети? Дочери? Внуки?

Ю. РЫЖОВ: Да, семья.

С. КОРЗУН: Семья? Правда, откровенно?

Ю. РЫЖОВ: Абсолютно.

С. КОРЗУН: Т.е. не наука?

Ю. РЫЖОВ: Это не Вы первый в эфире слышите.

С. КОРЗУН: Ну, естественно.

Ю. РЫЖОВ: Да, и в эфире это уже просто как-то было сказано. Более того, даже не в эфире, а в печати. Это первое интервью Саша Кабаков брал в Париже в марте 92-го года. И я вот примерно на этот вопрос так сказал. Ну, некоторые даже мои близкие, ну, как же так. Вот ты на государственной должности. А говоришь. Ну, что я врать буду?

С. КОРЗУН: Т.е. не родина, а семья.

Ю. РЫЖОВ: Да, да, да.

С. КОРЗУН: О родителях расскажите. Как-то или недокопался, или ничего не встречал.

Ю. РЫЖОВ: Ну, что там. Родители у меня, вот мы здесь прожили, семья, почти весь век тот в Староконюшенном переулке, совсем недалеко от Вас. Родители, мама из смоленской деревни, три класса сельской школы. Умница большая. Но некому было за гимназию смоленскую платить, поэтому она в 12 лет приехала сюда на заработки в прислуги для того, чтобы дед мой мог прикупить себе какую-то десятину, чтобы прокормить свое многодетное семейство. Она была старшей. Отец тоже из Подмосковья. В районе Рогачева есть деревня. Но он уже получил до войны, до революции, да, до Первой мировой войны уже получил то, что сейчас называется средним образованием. И поработал таким клерком типа счетовода. Потом уже ушел на фронт. И всю войну там отвоевал. А после войны сразу вернулся. Ну, в 18-м году они с матерью поженились. Они были знакомы до. И вот с тех пор это семья, отец потом уже в зрелом возрасте, он был очень хороший финансист. И уже я был, где-то в середине 30-х годов он окончил заочно финансовый институт. Тогда очень поощрялось получение высшего образования людьми. И ему подарили патефон с пластинками. Я его заводил. Дотер до шипения весь этот набор пластинок.

С. КОРЗУН: Помните, что на пластинках-то было?

Ю. РЫЖОВ: Помню. Шаляпин. Качалов читал какую-то замечательную басню про свинью и забор. Некоторые песни я помню. В общем, я их дотер до шипения.

С. КОРЗУН: Детство босоногое счастливым было? Ничто не омрачало?

Ю. РЫЖОВ: А детство, по-моему, всегда кажется счастливым. Нет, все было очень здорово, все было хорошо и красиво. А потом даже война легко прошла. Потому что нас эвакуировали очень быстро, в июле месяце, до бомбежек еще.

С. КОРЗУН: 11 лет Вам было, да? Или около того.

Ю. РЫЖОВ: Мне было в 41-м году, в октябре, когда мы жили в Свердловске, исполнилось 11 лет. И вот там я и до мая, по-моему, 43-го мы там жили с мамой и с бабушкой. Вот и все.

С. КОРЗУН: Оканчивали школу в Москве уже, да, после возвращения.

Ю. РЫЖОВ: Ну, да. Я начинал в Москве, значит, потом три класса кончил. Вернулся в 6-й. Здесь, 59-я школа здесь, на Староконюшенном, напротив Канадского посольства. Хорошая школа была. Тогда не было ни математических, ничего. Но могу назвать несколько академиков, членов корреспондентов, которые оттуда вышли. В основном это математики. Я механик. Еще один механик-академик вышел. А вот из математикиов всемирно известный такой человек, как Володя Арнольд. Вот он тоже оттуда.

С. КОРЗУН: А механика часть физики да?

Ю. РЫЖОВ: Ну, механика. Ну, Вы знаете, как называются такие факультета. В Москве он называется мехмат. Механико-математический факультет. А в Ленинграде матмех. Математико-механический. Значит, это вот где-то на грани.

С. КОРЗУН: Юрий Алексеевич Рыжов – гость программы "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". У меня, как обычно бывают некоторые заготовки домашние. Наушники пока надевать не надо. Со слушателями мы поговорим, наверное, чуть позже. А пока слушаем.

ГЕОРГИЙ САТАРОВ: Юрий Алексеевич Рыжов относится к тому разряду политиков, которые в политику попадают неожиданно и случайно. И, может быть, в силу этого работают абсолютно бескорыстно и честно. Потом, наверное, так же случайно из нее вылетают, ни капли по этому поводу не страдая, вспоминая об этом, как о некотором романтическом увлечении, или о каком-то эпизоде в жизни. Юрий Алексеевич был в политике фигурой абсолютно неординарной. На него ориентировались и до сих пор ориентируются очень многие. Вот эти его качества, о которых я говорил, искренность, честность, последовательность вот настоящего демократа, они остались до сих пор.

С. КОРЗУН: Георгий Сатаров. Потом он еще признавался в любви к Вам. Но как в программу "Без дураков", это вырезал на самом деле. Но честно признался. Правда. Что для Вас, что сподвигло стать одним из учредителей межрегиональной группы? Давайте об этом.

Ю. РЫЖОВ: Это неправильный термин "учредители". Сергей, это произошло очень спонтанно. Почему? Когда начался съезд народных депутатов, то мы считали, и это было на самом деле, группа депутатов от Москвы, особенно избранных по округам. Ну, и выделенных от Академии и других общественных организаций, она была наиболее, так сказать, демократически ориентирована. И пока шли первые заседания съездов, формирования того, сего, мы решили, что надо собраться и поговорить. Кто, скажем, от московской делегации будет главными выступающими и т.д.? И я просто пошел к Лукьянову и сказал: дайте мне вечером помещение, чтобы ребята могли собраться. И дали тот зал, где в последствии заседал Верховный Совет. И где я потом протирал штаны 2 года. Ну, вот пришли туда. Я сказал, что вот мы собрались здесь, московская делегация, давайте, кто хочет, выступайте, предлагайте, т.д. Ну, стали говорить, что давайте там Афанасьеву дадим слово, Попову, такие пошли. Но самое главное, что тут же выяснилось, что здесь далеко не московская делегация, а куча людей пришли из других городов и весей. И поэтому появилось потом, спонтанное название это "Межрегиональная депутатская группа". Вот и все. А потом сформировалось ее руководство. В которое, поскольку я в руководство входить не люблю, я и не хотел. Хотя там меня Попов и уговаривал. Но сформировалась эта пятерка, которая руководила этой группой, Вы знаете. В ней численность доходила где-то в лучшие времена до 400 с чем-то человек. Это немало на фоне этого огромного, как оно называется, агрессивно-послушного большинства.

С. КОРЗУН: Что из идеалов, с которыми Вы, наверняка, входили в состав этой группы, реализовалось и чего не удалось, о чем Вы сожалеете?

Ю. РЫЖОВ: Больше не удалось, но я считаю, что главной заслугой перестройки и периода там уже после развала Союза и до, пожалуй, почти конца века 20-го, это было то, что некоторые называют свободой слова, чего нет. Я думаю, что Алексей Симонов правильно называет это гласностью. Это Горбачев сказал это слово. Но в принципе вот у Леши Симонова этот фонд "Защита гласности". Вот это появилось. Это появилось еще при Горбачеве. Это, Вы знаете, триумфальные шествия по стране совершали "Московские новости" Егора Яковлева. Вы знаете, какие тиражи возникли у толстых журналов, в первую очередь у "Нового мира".

С. КОРЗУН: "Огонек" не будем забывать.

Ю. РЫЖОВ: У "Огонька". В общем, вот это я считаю, так сказать, пик, который сегодня сошел на нет.

С. КОРЗУН: Ну, смотрите, тогда был пик интереса к политическим событиям, к общественно-политической жизни. А сейчас пик совсем другой.

Ю. РЫЖОВ: А к чему сейчас пик интереса?

С. КОРЗУН: Кроссворды, сканворды, самые большие тиражи в печатной прессе. Дальше идет желтая пресса, дальше идет гламурная, как ее называют, пресса, толстые эти журналы. И только потом уже…

Ю. РЫЖОВ: Ну, я их не читаю. Я читаю две газеты.

С. КОРЗУН: Какие кстати?

Ю. РЫЖОВ: Ну, Вы знаете, какие. Ну, "Новую" я читаю в основном.

С. КОРЗУН: Понятно. Юрий Алексеевич Рыжов. Так, а о чем Вы сожалеете, больше всего? Вот сейчас, глядя… Понятно, что Вы как бы ушли из активной политики. Не стали даже членом Общественной… Вас, кстати, звали в Общественную палату?

Ю. РЫЖОВ: Нет, не звали. Я, кстати, не пошел бы ни за что.

С. КОРЗУН: Почему?

Ю. РЫЖОВ: Ну, потому что это полиативный орган, по-моему, просто. Так не очень прилично. Хотя там есть достойные люди. Сейчас занимался вопросами немножко этих ученых-шпионов, попыткой уже через эту инстанцию что-то сделать. Потому что уже все остальные инстанции нами уже были пройдены за эти годы, безуспешно, кстати. Сначала успешно мы проходили. А в последние три года абсолютно безуспешно. Но там есть очень достойные люди. Я считаю, вот Генри Резник участвовал в наших слушаниях по этому вопросу в Общественной палате. Ну, и инициатором после наших обращений, приглашений нас в Общественную палату был Анатолий Кучерена, тоже профессионал. Николай Сванидзе очень активно участвовал в этих вот первых слушаниях. Чем это кончится, не знаю, но другого выхода нет. Мы с Вами в тот момент, когда его формировали, с самого начала, значит, какой-то сначала группы, от этой группы еще кого-то выбирали. Было странно. Есть парламент для обратной связи. Если он настоящий парламент. Если он не настоящий, сделайте его настоящим. А если Вы сформируете, вообще странным образом, еще какую-то общественную структуру, это абсолютный абсурд, бессмысленное дело. Это в свое время у меня была такая модель управления Советским Союзом. Такая централизованная модель. Вот представьте себе, что у Вас есть многоподъездный, многоэтажный дом, да. И вот в Вашем подъезде, то заплевано, то течет кран, то еще что-то. И Вы берете и назначаете смотрителя в своем подъезде. И все стало хорошо. Нигде не течет. Все чисто. Лампочки ввинчены. Берет соседний подъезд с них пример. Значит, все шесть подъездов нанимают таких смотрителей. Но оказывается в других подъездах некоторых тоже дело плохо идет. Тогда нанимают смотрителя над смотрителями. И так Вы приходите к совету министров СССР. Потому что нет обратных связей. Обратная связь, и в науке, Вы знаете, вообще все живые системы и неживые системы успешно работают, когда есть обратная связь. Когда нет обратной связи, а в частности вот сейчас последняя обратная связь вот здесь обрублена. Я имею в виду, одним из мощных средств обратной связи является отсутствие парламента и настоящей прессы. Ну, вот, значит, с парламентом дело совсем плохо, а с прессой, так, как говорится, о покойнике либо хорошо, либо ничего.

С. КОРЗУН: Юрий Рыжов – наш сегодняшний гость. О правозащитной деятельности. Кстати, считаете Вы себя или не считаете правозащитником. Это был бы следующий вопрос. Людмилу Алексееву послушаем.

Ю. РЫЖОВ: Нет.

ЛЮДМИЛА АЛЕКСЕЕВА: Важно, что он придает этому комитету солидность и серьезное влияние. Потому что он физик по образованию. Причем всеми даже недоброжелателями признаваемый за высококлассного профессионала в физике. Для вот этих шпионских дел, которыми занимается этот комитет чрезвычайно важно, потому что он дает профессиональный комментарий к этим делам. И когда он возражает этим безграмотным экспертам, которых ФСБ выставляет, это очень звучит.

С. КОРЗУН: Напомню, что это Людмила Алексеева. Собственно, Вы председатель общественного комитета.

Ю. РЫЖОВ: Никакого у нас ни председателя, ни комитета. Просто у нас собираются люди, у меня иногда в кабинете и говорят. И никакого у нас председателя нет. У нас единственно хороший журналист, кандидат наук, эколог и журналист Эрнст Черный, он как бы секретарь, потому что они хорошо пишет. Все ходатайства. Он приглашает адвокатов, которые помогают нам обращаться во се инстанции возможные и невозможные с ходатайством о защите этих несчастных.

С. КОРЗУН: Зачем Вы это на себя взяли: Напомню, Сутягин, Данилов, Валентин Моисеев, Владимир Сойфер, Владимир Щуров, Анатолий Бабкин, Ольга Цепилова, вот список, не исчерпывающий, наверное, всех.

Ю. РЫЖОВ: Мы не всех изучали. Я просто Вам говорю, что, почему это было не взять, когда это удавалось сделать. Сойфера в последний момент вытащили вообще уже. Потом до нас мы знали дело Никитина. Потом дело Пасько мы уже участвовали. И, в общем, я говорю, что у нас было, если не триумфальное, но победное шествие до примерно точки во времени, отстоящей от нас на 3 года.

С. КОРЗУН: А что случилось потом?

Ю. РЫЖОВ: А это Вы спросите страну. И власть. Почему раньше все-таки удавалось, а теперь сказано все, сами разберемся, без Вас.

С. КОРЗУН: Положа руку на сердце, Вы, можно сказать, секретный агент в экономике, в аэродинамике, могли эти люди продать секреты? Т.е. можно на самом деле, есть хоть какие-то основания, что они родину, государственные секреты продавали?

Ю. РЫЖОВ: По всем тем людям, о которых Вы говорите. И еще по многим, о которых Вы не знаете, но которые уже 20 лет либо под следствием, под судом, я уверен, что нет.

С. КОРЗУН: Т.е. вообще не может быть шпионов среди российских ученых?

Ю. РЫЖОВ: Слушайте, зачем быть шпионом? Если ты ученый и у тебя есть, что продать, слава Богу, сегодня ездить можно куда угодно. Так? Поезжай и продай, если у тебя в башке что-нибудь есть.

С. КОРЗУН: Т.е. совершенно не обязательно делать это здесь, встречаться…

Ю. РЫЖОВ: Не надо устраивать из этого шоу и давать повод для повышения в звании работников федеральной службы.

С. КОРЗУН: Юрий Рыжов – наш сегодняшний гость. Сегодня неожиданно много для меня вопросов по интернету пришло, которые я с удовольствием, часть из них оглашу. Наталия из Москвы интересуется: "Скажите, случались ли в Вашей жизни события мистического характера?".

Ю. РЫЖОВ: Нет.

С. КОРЗУН: Вообще к мистике никакого отношения не имеете?

Ю. РЫЖОВ: Нет.

С. КОРЗУН: Рационалист абсолютный?

Ю. РЫЖОВ: Скорее да.

С. КОРЗУН: В Высший разум верите? Какой-то разум, не разум…

Ю. РЫЖОВ: Наверное, что-то есть.

С. КОРЗУН: Наверное, что-то есть.

Ю. РЫЖОВ: Но вне конфессий.

С. КОРЗУН: И в своей жизни ни на что мистическое не ориентируетесь? Встречи какие-нибудь там, которые предопределили дальнейшую судьбу.

Ю. РЫЖОВ: Нет, нет, нет.

С. КОРЗУН: Тогда расскажите о встрече с женой. Неужели не мистическая была?

Ю. РЫЖОВ: Сейчас сразу поймете, что не мистическая. Вот на Староконюшенном переулке, здесь недалеко от Старого Арбата есть два дома по одной и той же стороне переулка. Один дом 43, а другой дом 41. Вот моя жена жила в доме 43, а я жил в доме 41. она на 6-м этаже, а я на 4-м. Вот и все.

С. КОРЗУН: Так.

Ю. РЫЖОВ: Значит, это что? Мистика? Нет, не мистика. А как в деревне женятся? Вот этот живет на том конце, а эта на этом. Не ходи на тот конец, не дари девкам колец.

С. КОРЗУН: Понял, почему Москву называют большой деревней. Это потому что в Староконюшенном переулке можно так запросто встретиться и соединить свои судьбы на всю жизнь.

Ю. РЫЖОВ: Да, сегодня знаете, сколько лет? 54 года ровно сегодня. Так что я с утра поздравлялся и поздравлял.

С. КОРЗУН: Я Вас поздравляю совершенно искренне.

Ю. РЫЖОВ: Спасибо, Сергей.

С. КОРЗУН: Это фантастически. Галина, инженер из Москвы. "Ваше участие в программе "Без дураков" соответствует ее называнию. Означает ли превращение Российской академии наук в некий клуб по интересам. Что развивать науку будем без дураков, уж управлять этим процессом будут вполне компетентные люди, очевидно".

Ю. РЫЖОВ: Знаете, Сергей…

С. КОРЗУН: Распределители чужой собственности, вот здесь немножко непропечатано было.

Ю. РЫЖОВ: Ну, я понял это вопрос.

С. КОРЗУН: Что такое вообще по Академии?

Ю. РЫЖОВ: Я понял этот вопрос. Вопрос будируется все время. И вот совсем недавно, буквально на той неделе что ли, где-то в "Коммерсанте" написали, что-то такое на эту тему. Опять насчет науки, Академии и т.д. И ко мне пошли вечером звонки от разных средств массовой информации, прокомментируйте. Ну, я не стал комментировать, отказался, я сказал просто. Это просто сегодня всплеск этого информационного повода. Поэтому об этом идут разговоры уже полтора, два года. И попытки, и реальные попытки, и вброс информации и т.д. Я сказал этим звонившим из средств массовой информации, подождите 2 дня и все будет забыто. И действительно через 2 дня появились другие информационные поводы, поэтому я предостерегал Вас о том, что горячие лепешки не надо сегодня хватать, обожжетесь. А вообще, если говорить о науке, образовании, я повторю ту же фразу, которую я, к сожалению, сегодня сказал. Либо ничего, либо хорошо о тех, кто…

С. КОРЗУН: Тогда не будем о сиюминутном, будем о вечном. Тем не менее, остаемся в физике. Нас в академических делах, нас об этом просит физик, научный работник из Москвы Михаил. "Учитывается ли при реформе опыт Германии середины 30-х годов. После того, как Гитлер загнал немецкую науку, до того занимавшую 1-, 2-место в мире, она до сих пор не восстановилась", - считает Михаил.

Ю. РЫЖОВ: Видите, тут несколько разные проблемы стоят. Если в 30-х годах Гитлер загнал науку в первую очередь потому, что это была волна оголтелого антисемитизма. А как известно в шахматах, в физике, и в математике очень много талантливейших людей, которых причисляют к национальности, которую не любят некоторые вожди и их пособники. Действительно, до Гитлера немецкая физика лидировала в мире. Столько великих имен, столько великих деяний и т.д. Когда он ее уничтожил, даже богатая Германия не смогла восстановить этот уровень. Богатая, потому что она уже где-то с 60-х годов уже была абсолютно способна хорошо содержать науку. Нет, наука в Германии хорошая. Но физика в Германии не занимает такого положения, которое она занимала в 19-м, начале 20-го века. У нас ситуация просто несколько иная. У нас никого не высылают, не сажают в лагеря, не сжигают. Но отношение… Вот Вы говорите "реформы". Я не могу понять, в чем эти реформы. Правда, выходят иногда статьи, путанные вот этих функционеров, которые пропагандируют эти новые реформы и пытаются объяснить. Сегодня мы с Вами говорили относительно, можете Вы объяснить, скажем. Я боюсь, что они не могут объяснить, что они делают, но я знаю, что сегодня я обсуждал некоторые эти вопросы с ректором горного университета московского. И вот Лев Александрович рассказал, что он был на каком-то очередном совещании по образованию. И такой бред предлагался там, что ну уши вянут. Иногда поддерживается некоторой частью верхушки вузовской. Видимо, мне так кажется, по конъюнктурным соображениям. Потому что эти люди, которые проработали в образовании и в науке, они, конечно, понимают. Тут много связано, конечно, еще с недвижимостью и по Академии, и по образованию.

С. КОРЗУН: Ну, вот видите, академик в механике не может разобраться в реформе Академии. Тогда удовлетворите любопытство г-на Тарасова из Москвы, который помимо рассказа о реформе РАН, просит рассказать, какая средняя зарплата доктора, там скажем, ну, академии, скажите. Доктора, или старшего научного сотрудника.

Ю. РЫЖОВ: Есть зарплата, или то, что платят, как в Советском Союзе академикам, членкорам платят деньги. Вот мне платят, когда-то платили 500 руб. в советское время. Кандидат наук получал 300. Но это как говорится академик. Членкор получает всегда вдвое меньше. Сейчас я получаю 17 с чем-то тысяч рублей. Это хорошие деньги для житья, скажем, моего с женой. А поддержать четырех внуков, в общем, еще две семьи, уже сложнее.

С. КОРЗУН: А еще поддерживаете?

Ю. РЫЖОВ: Чем можем. Помогаем. Потому что там практически из работающих, так сказать, только один не госбюджетник. Вот так. А молодежь, там старшие внуки, так еще, один нашел немножко работу, другой в поисках. А младшие еще только окончили школу и начинают учиться.

С. КОРЗУН: Вот чего-то я как-то совершенно не собирался с Вами о деньгах говорить, а на самом деле вопрос возник. Был ли период в жизни, когда Вы ощущали себя совершенно состоятельным. Ну, состоявшимся давно, я понимаю. Состоятельным человеком. Период посольства во Франции? Собственно много средств, возможностей?

Ю. РЫЖОВ: Нет, не так, не так, не так. Я получал по советским временам огромные деньги. Огромные деньги. Это ректорская зарплата.

С. КОРЗУН: МАИ, Московский авиационный институт.

Ю. РЫЖОВ: И 500 рублей от Академии. И еще я имел право работать в науке на полставки. Это, значит, примерно еще 200 с чем-то рублей. Вот сложите все это и посчитайте, сколько народу в стране имело такие деньги. Другое дело, что да, парадоксально, что вот эта сума моя была больше, чем у министров союзных, официальная сумма. Но у них были другие льготы и привилегии. Отдых, дачи и все остальное. А у меня вот эти деньги.

С. КОРЗУН: Как у академика было же что-то, какие-то дачи там академические.

Ю. РЫЖОВ: Нет, я сказал, у меня есть 6 соток из маевских участков, где 250 маевцев живут, а сейчас уже больше. И это не мною построено, Мы купили это дело. Это даже уже по тем понятиям дачей не считалась, а уж по сегодняшним ее и за сарай никто не примет.

С. КОРЗУН: Я имею в виду те академические, распределители какие-нибудь. Потому что эти сумасшедшие деньги…

Ю. РЫЖОВ: Была столовка академическая, на Ленинском проспекте была. Потому что я как раз хотел сказать, что, не смотря на эти огромные деньги, проблема была достать пожрать. Пожрать достать. А уж вот машину купить новую, это вообще надо было искать какие-то пути. Либо стоять всю жизнь, либо найти, как говориться, министра, который тебе выпишет. Иногда выписывали, а иногда ждешь годами. Потому что я не вылезаю из машины. Я износил довольно много машин за свою довольно длинную жизнь.

С. КОРЗУН: Юрий Алексеевич Рыжов – наш сегодняшний гость. Сайдул Айбатулина из Якутии спрашивает, догадайтесь о чем, о Франции. "Вы долгое время состояли послом во Франции (очень красивая формулировка, состояли послом во Франции). На Ваш взгляд, где лучше жить человеку, в России или во Франции?"

Ю. РЫЖОВ: Ну, я не буду считать это провокационным вопросом.

С. КОРЗУН: А чего тут провокационного.

Ю. РЫЖОВ: Человеку комфортнее жить во Франции. Комфортнее не только в материальном смысле, а так сказать в смысле атмосферы. Ну, так, вот. Но это не значит, что все должны сейчас кинуться туда.

С. КОРЗУН: Да, ладно. Вы мне рассказывали сами, что совершенно невозможно во Франции жить, потому что там обед занимает два часа и ужин три часа. За столом кто же высидит.

Ю. РЫЖОВ: Ну, во-первых, это не каждый день. Потому что с французами, если садишься за стол, они, во-первых, минут 20 изучают меню, а потом еще так медленно все это делают. Это дневное если событие. А если вечернее, то это все три часа отдать. Но я Вам объяснял, что я к еде отношусь, как к бензозаправке. Чем скорее заправился, тем быстрее уехал.

С. КОРЗУН: А чем все-таки лучше заправляться? Белым вином? Красным вином? Что вообще их французской кухни для себя оставили? И как к этому отнестись?

Ю. РЫЖОВ: Знаете что, когда я приехал еще до того, как во Францию послом, я, как председатель комитета по науке, образованию, и культуре был послан на сессию ЮНЕСКО в Париж. Собственно туда первое предложение поступило туда по телефону, заняться дипломатией. Ну, это случай такой был. Но меня поселили, тогда это считалось член президиума Верховного Совета, пиетет. Поселили, значит, на Вернеле в хорошей квартире и приставили повара. Николай спрашивает: что Вам приготовить? Все такое. Я говорю: давай сосиски, пюре и я побежал. Через 3 или 4 дня Ельцин вызвал меня к телефону и потребовал, чтобы я приехал и взял правительство. Я сказал, что приеду, правительство не возьму. Но прощался с Колей. И он мне сказал такую фразу: а Вы (вот с этим ударением, как я говорю) а Вы, Юрий Алексеевич, не гýрман. И что интересно, что потом все пересеклось. Когда работал там, через какое-то время, там год или полтора, мне сказал там хозяйственник, что там тот повар, который меня обслуживал, это был не Коля, уезжает. И вот приедет какой-то новый повар. Я говорю, вот у Вас на той территории, такой Коля есть. Да, есть. Я говорю, а вот давайте его сюда. И вот этот Коля с одной работы, достаточно долго…

С. КОРЗУН: Это который не гурманом назвал.

Ю. РЫЖОВ: Он готовил большие приемы, готовил хорошо, но я в этом ничего не понимаю. А про вина я к ним как-то спокойно отношусь. Я предпочитаю, уж если, то крепкий напиток. Виски. Виски лучше всего.

С. КОРЗУН: Виски. Лучше коньяка, лучше водки.

Ю. РЫЖОВ: Нет. Коньяка нет, конечно. Вот водка и виски. Два приличных напитка, если они не сделаны из керосина.

С. КОРЗУН: И чего, раз уж без дураков тут разговариваем. И себе сейчас спокойно позволяете…Ну, то, что курите, я знаю.

Ю. РЫЖОВ: Все, про это ни слова. Про курение. Я про другое. Значит, дело в том, что я все время за рулем. У меня есть всегда повод отказаться и желание отказаться. Поэтому, если куда-то надо поехать, скажем, вечером, то неохота тащиться в общественном транспорте. Тогда я говорю все жене, садимся за руль. А как же ты? Я говорю: ну, ничего, обойдусь. Так посидели в гостях. Или недавно в американском посольстве был концерт очень интересный. Носят виски. А я пью минеральную воду.

С. КОРЗУН: Без всяких сожалений.

Ю. РЫЖОВ: Конечно. Ну, я же могу приехать домой, если мне нужно и взять то, что мне нужно. Но это же не обязательно поздно вечером то напиваться.

С. КОРЗУН: Ну, ладно. А устрицы то, устрицы?

Ю. РЫЖОВ: Жена полюбила там, но уже забыла, наверное, свою любовь сейчас. За прошедшие 7 лет. А я как-то и тогда и теперь.

С. КОРЗУН: Работа посла чрезвычайного и полномочного. У Вас, кстати, ранг такой и остался? Да?

Ю. РЫЖОВ: Ну, вроде пожизненный, как академик. Для некрологов осталось.

С. КОРЗУН: Да, ладно. Что делали в Париже, кроме как Рязанову помогали фильмы снимать, организовывать. Паспорт Гинзбургу вручали там, с другими достойными людьми общались.

Ю. РЫЖОВ: Великой княгине вручал, еще кто-то.

С. КОРЗУН: Синекура или серьезная работа? Вот если как бы Вы, человек далекий от этого, насколько я понимаю, заброшенный по спецзаданию туда руководить внешней политикой в конкретно взятой стране.

Ю. РЫЖОВ: Вы знаете, что. Я не сказал бы, что это синекура, но, видимо, потому что я не профессионал в этом деле, я доверяю всегда профессионалам. Я быстро убедился, что у меня все профессионалы там высокого класса. И страну знают, и все, там были совершенно замечательные советники вроде профессора Рубинского, который всю Францию наизусть знает, про которого мне и Митеран, и Ширак в разное время говорили, что он знает французскую политику лучше, чем мы. Ну, в общем, профессионалы делали свое дело. Еще что облегчало мою участь. Потому что Андрей Козырев мне никогда никаких директив не присылал. Потому что я сразу где-то в одном из первых своих интервью сказал, что я, конечно, отсюда сразу уеду, если мне кто-то напишет, чтобы я про черное сказал белое, или про белое сказал черное. Этого не происходило.

С. КОРЗУН: Нет, ну, директивы могут быть разные. Есть же какая-то общая внешняя политика или какие-нибудь циркуляры.

Ю. РЫЖОВ: Нет, запросы, есть какие-нибудь годовые отчеты мы делаем, что делало посольство. Ну, это капитальная вещь. А то это текущие вопросы, встретиться надо с кем-то, обсудить что-то, отписаться, идет советник, или идет первый секретарь куда-то. А иногда и я еду в министерство иностранных дел с каким-то куратором России или Восточной Европы. Разговариваем и т.д. Все разные. Потом надо отписаться, как они называются. Отписать, значит, написать шифр-телеграмму и отправить сюда. Вот и все. Немножко сложнее стало. Мне повезло очень. Потому что у меня хорошо сложились отношения с Шираком, когда он был мэром. В общем, сразу, в первое лето познакомились. Фотографии подписывали. Мы оба веселые в мэрии стоим. А потом, когда он выиграл выборы, то у меня вообще так, когда он сюда приезжает, приглашает в посольство. Он со мной распрощался, наградив очень высоким орденом. Поэтому мне было легко.

С. КОРЗУН: Да, офицер почетного легиона

Ю. РЫЖОВ: Когда началась первая чеченская война, все стало сложнее. Потому что те люди, которые поддерживали Россию и все, во Франции политэлита, им стало сложнее поддерживать. Потому что, что же Вы смотрите, что там делается. Это Ширак говорил о том, что долго молчать не удастся.

С. КОРЗУН: Уехали по своей воле? Расскажите об окончании этой истории?

Ю. РЫЖОВ: Ну, там было по-другому. Значит, где-то года за два до того, как я уехал, мы договаривались с Примаковым, когда он стал министром иностранных дел, а мы с ним давно очень знакомы, что он будет менять послов, тебя, говорит, в последнюю очередь. Ну, и практически договорились. А потом вдруг Ельцин уперся и сказал: нет, пусть работает. Ну, и потом просто все сроки прошли, 7 лет, и поэтому не по своей, а просто по формальным моментам надо было уже уезжать. Конечно, благодатная страна Франция. Но Староконюшенный милее.

С. КОРЗУН: Мысль работать дальше в министерстве иностранных дел не возникала?

Ю. РЫЖОВ: Нет, я сразу. Сразу. Даже я в пенсии очень сильно потерял. Потому что пенсия у меня, как у всех людей. А у госслужащих она гораздо выше. А у меня госслужбу засчитывают только 2 года Верховного Совета и 7 лет послом. Это 9. Ну, и все. А так мы с женой, она кандидат исторических наук. Она самостоятельная женщина. У нас пенсии абсолютно одинаковые. И у посла, и у женщины, которая занималась наукой.

С. КОРЗУН: Последний по Франции, если слушатели не вернут. Любимое место? Ну, я уже понял, что это, конечно, не ресторан "Максим", не "Тур Даржан" в Париже.

Ю. РЫЖОВ: Был и там и там, но чтобы любимыми…

С. КОРЗУН: Ну, понятно, там сидеть три часа.

Ю. РЫЖОВ: Там три часа надо сидеть.

С. КОРЗУН: Там как раз по три часа. А вообще любимое место во Франции? Что? Побережье? Сам Париж? Замки под Парижем?

Ю. РЫЖОВ: Нет, ну, Париж сам по себе. Ну, Париж всегда Париж. Это уже тривиальщина. А есть дача посольства на Ла-Манше, в Давиле. Это, кстати, какой-то очень знаменитый фильм, сейчас забыл его название, но Вы его знаете.

С. КОРЗУН: "Мужчина и женщина". Собачка там бегала. Это курорты Дувиль и Трувиль рядышком.

Ю. РЫЖОВ: Вот Трувиль рядом. И вот эта самая эстакада, по которой все гуляют. Давиль – совершенно замечательное место. А потом я жару не люблю. А в Давиле не так жарко, как в Париже, а уж тем более, как в Монте-Карло, или в Ницце, или там просто сгоришь.

С. КОРЗУН: Приливы и отливы там, конечно, тоже очень красивы.

Ю. РЫЖОВ: А и потом на лошадях по песочку по мокрому скачут по вечерам люди.

С. КОРЗУН: Вы не скакали, нет?

Ю. РЫЖОВ: Нет. Это же не велосипед.

С. КОРЗУН: 2-хколесный или 4-хколесный друг ближе. А какие-нибудь четвероногие есть дома?

Ю. РЫЖОВ: Нет.

С. КОРЗУН: Никогда не было?

Ю. РЫЖОВ: Нет.

С. КОРЗУН: А чего так?

Ю. РЫЖОВ: Ну, потому что нас много итак. Это одиноким людям свойственно.

С. КОРЗУН: А сколько Вас всего? Вот две дочери.

Ю. РЫЖОВ: Нет, ну, подождите. У нас был клан, состоял еще недавно…

С. КОРЗУН: Семья. Да. О семье Ельцина мы знаем, о семье Рыжова еще не знаем.

Ю. РЫЖОВ: Вот, пожалуйста. Две дочери. У одной, к сожалению, скончался муж. Она одна. Младшая. Вторая замужем. И у каждой по двое детей. Вот если бы было по 4 человека плюс мы двое, было бы десять. Сейчас нас 9.

С. КОРЗУН: Т.е. Вы абсолютно вот по биологической функции, да? Два, два, два, два. Два ребенка в семье.

Ю. РЫЖОВ: А Вы говорите мистика.

С. КОРЗУН: Никакой мистики, похоже, не вижу.

Ю. РЫЖОВ: По-моему, так же, как Староконюшенный, так и…

С. КОРЗУН: Юрий Рыжов у нас в гостях. Есть у нас еще один человек, который высказался о Вас. Это Олег Панфилов.

ОЛЕГ ПАНФИЛОВ: Я был в команде кандидата в президенты Таджикистана Давлата Худаназарова. И они знакомы с академиком Рыжовым. И я попросил Рыжова дать интервью по этому поводу. Соответственно была предвыборная компания. Нужны были публикации разных известных людей, которые бы рассказывали о кандидате в президенты. Поскольку Давлат Худаназаров был депутатом Верховного Совета СССР, был в межрегиональной группе академика Сахарова, то это были люди хорошо знакомые и очень близкие по духу. И, по всей видимости, думали о том, что из себя будет представлять будущее той страны, которая называлась Советским Союзом.

С. КОРЗУН: Мы с Вами до эфира еще и Аскара Акаева упоминали. У Вас какой-то отдельный интерес вот в среднеазиатских республиках?

Ю. РЫЖОВ: Нет.

С. КОРЗУН: Просто так сложилось.

Ю. РЫЖОВ: Я географией не очень интересуюсь, и не очень хорошо знаю. А уж национальный вопрос, я вообще не делю людей по национальностям. А Давлат совершенно потрясающе талантливый человек. С высочайшей культурой, именно русской культурой, я имею в виду, российской. Прекрасный кинорежиссер, но вот так трагически сложилось для него, что когда там он проиграл эти выборы, там начались преследования, он уехал в Париж. Как-то перебивался там. Потом где-то еще за границей пожил. Я недавно с ним опять встречался здесь. Вот Давлат очень хороший, интересный человек, очень умный.

С. КОРЗУН: Что для Вас Россия? Что для Вас русский человек?

Ю. РЫЖОВ: Это две разных вещи. Россия – это моя родная страна. Я Вам рассказал сегодня мои географические корни. Они все вот здесь в диапазоне 350 км.

С. КОРЗУН: Ну, в европейской части России.

Ю. РЫЖОВ: Да, Смоленщина и Московская губерния. И практически мне, если говорить о пейзажах, пейзаж, наверное, немалую роль играет для русского человека, а меня еще учили живописи какое-то время, поэтому я научиться не научился, но хоть разбираться теперь стал. Так вот русский пейзаж, он у меня на первом месте перед Давилем.

С. КОРЗУН: А березки или сосновый лес?

Ю. РЫЖОВ: А это не важно. А это не важно. Это тривиальщина. Зеленка, как говорят.

С. КОРЗУН: Зеленка.

Ю. РЫЖОВ: Ну, а русский народ, это, наверное, тема очень большая. Нам сегодня с Вами ее не угрызть. Да и время наше подошло к концу.

С. КОРЗУН: Да. Ну, не совсем еще подошло к концу. Есть возможность задать еще несколько вопросов. У слушателей я прошу извинения. Просто настолько интересный для меня лично собеседник, что слушателям мы в следующий раз предоставим возможность спросить о чем-нибудь, а я Вас хотел спросить о том, как закончилась, и чем закончилась история относительно недавняя с вызовом на Лубянку к Валерию Павловичу Меньшагину.

Ю. РЫЖОВ: Вот Вы то помните его название, а я то не помню.

С. КОРЗУН: Ну, я читал сегодня.

Ю. РЫЖОВ: Оно ничем не кончилось. Потому что это был звонок этого господина, который попросил… Соединила меня секретарь мой, помощница и говорит: Вас из ФСБ такой-то. Назвала вот то, что Вы сейчас наизусть произнесли. Я взял трубку. Вот, Юрий Алексеевич, надо поговорить. Я говорю, приезжайте, поговорим. Нет, я хотел бы на своей территории. Я говорю, а где Ваша территория. В Лефортово. Ну, я говорю, Вы знаете, что, я ни разу ни в милиции не был, ни в суде. И вообще из литературы знаю, что в таких случаях надо с адвокатом ходить. У него упал голос немножко. Это Ваше право. Потом поговорили, когда кто может и т.д. Решили созвониться. Он оставил свой телефон. И все. На этом все кончилось. Потому что…

С. КОРЗУН: Т.е. вызова не было…?

Ю. РЫЖОВ: Нет. Потому что, во-первых, это было сделано неграмотно. Если он хочет вызвать, то он должен там повестку и определить, что, в качестве кого и по какому делу. А в этот вечер мы встретились, там было такое событие в музее изобразительных искусств у Ирины Антоновой. И я там встретился, Генри Резник рассказал, протрепался про это покойному Александру Николаевичу Яковлеву. Они как-то откомментировали это. Генри сказал "я Ваш защитник". Ну, а потом тут же журналисты разнесли это дело. Правда, я в "Новую газету" вот этот разговор с этим господином передал. И Дима Муратов его напечатал. А потом это уже развивалось без меня в каких-то других газетах. В "Известиях", и еще чего-то обсасывали этот вопрос. Они обращались журналисты в центр общественных связей, чего-то им там плели. Но все больше никаких вызовов, никаких повесток больше не было. Зато у меня вот, когда мы обсуждали дело Данилова, у меня присутствовали на этом, у меня два больших генерала ФСБ. Один начальник следственного управления, другой оперативного какого-то управления, которым мы доказывали, что там никаких секретов нет, и что их эксперты не эксперты, которые нечего не понимают. Потому что у меня в это время в кабинете сидели все люди, которые занимались той проблемой, за которую посадили Данилова. Это узкая проблема. Ей занималось 8-10 человек. Тогда в 70-х годах. И они все присутствовали. И из Красноярска, и из Москвы, из института ядерной физики, все.

С. КОРЗУН: Юрий Рыжов. Последний вопрос, короткий, с пейджера. "Скажите, Вы футбольный болельщик? Хотите, чтобы в финале выиграла Италия или Франция?"

Ю. РЫЖОВ: Я, во-первых, не болельщик. Вот я люблю вид спорта, даже больше, чем велосипедный спорт, я люблю легкую атлетику смотреть, болеть, я знаю цену результата прекрасно. Понимаю, сколько стоит результат, в чем угодного. В прыжках с шестом, в тройном, или в 110 с барьерами. Я это все прекрасно понимаю. А здесь вот когда итальянцы выходили в финал, я почему-то болел за итальянцев. Я только один матч посмотрел за весь чемпионат. Предыдущие ни одного не видел. А вот в финале, наверное, надо, наверное, болеть за французов, потому что они при мне то прямо в Париже выиграли как-то. А потом еще и Европа выигрывает. Правда, они ребята постаревшие уже. Возраст команды.

С. КОРЗУН: Зидан заявил, что это будет его последний матч уже.

Ю. РЫЖОВ: Ну, и правильно. Потому что он уже когда был великим. Когда я только во Францию приехал. А прошло уже 15 лет.

С. КОРЗУН: Юрий Алексеевич Рыжов. Спасибо Вам огромное за ответы на мои вопросы и те вопросы, которые интересовали наших слушателей. Крепкого Вам здоровья и всего доброго.

Ю. РЫЖОВ: Спасибо, Сергей.


http://www.echo.msk.ru/programs/korzun/44632/