Юрий Любимов: «Не на то мы свой ум направляем»
КАБИНЕТ художественного руководителя Театра на Таганке Юрия ЛЮБИМОВА — такое же заповедное место нашей столицы, как Оружейная палата и Третьяковская галерея. И дело не только в идеях гениальных спектаклей, которые рождались в его стенах. Но и непосредственно в самих стенах, где на протяжении вот уже четырех десятков лет появляются автографы самых знаменитых людей планеты.
О театре и детях Андропова
— ЮРИЙ ПЕТРОВИЧ, вы помните, кто первым расписался на стене?
— Андрей Андреевич Вознесенский. Как истинный поэт, начертал с размахом, чуть ли не на четверть стены «Все богини — как поганки перед бабами Таганки». А вот автограф Александра Исаевича. Солженицын скромно поставил подпись, и все. Помню, пришел в кабинет Гришин (в 80-е гг. первый секретарь Московского горкома партии. — Авт.), как всегда, мрачный. Посмотрел на подписи, увидел японские иероглифы и спрашивает: «Китайцы?» Нет, отвечаю, японцы. «Сделать переводы», — приказал он и ушел. Но мы, естественно, ничего не стали менять. Я тогда сказал, что, пока этот кабинет мой, все будет так, как есть. А если уволят, то я за свой счет покрашу стены белой краской. Сейчас, конечно, об этом речи не идет. Хотя (Любимов улыбается), глядя на автограф того же Березовского, думаю порой: заклеить, что ли?
— А это Путин написал: «Не время и не пространство, один восторг — это Таганка»?
— Да, сам написал. Правда, потом художники Сузуки и Тонино Гуэрра свои подписи над его автографом поставили. Но я в этом не виноват.
— Это правда, что вы в свое время не приняли в труппу детей Андропова?
— А я и не знал, что это его дети. Да если бы и знал, то не принял бы. Они же пришли сразу после десятилетки. Мы, мол, тоже хотим в актеры. Девочка и мальчик. Я им говорю: институт закончите вначале. А они рыдают. Но папа, как потом оказалось, тоже не хотел, чтобы дети становились актерами. Андропов тогда был секретарем ЦК. После того случая он захотел со мной повидаться и серьезно поговорить. «Вы, — спрашивает, — хотите режиссурой заниматься?» Я отвечаю, что да, с прежней-то профессией (актера. — Авт.) я покончил. «Ну тогда, — говорит Андропов, — вам надо научиться быть дипломатом. А то надолго вас не хватит. — А потом добавил: — А вы знали, что это были мои дети? Нет? Зачем же тогда час на них потратили?» Да жалко, отвечаю, их было. Пришли, плакали. «А я вас благодарю. Вы были правы. Сумели сурово, но доступно объяснить им, что первым делом надо учиться», — и обнял меня, как отец.
О свободе и коммунистах
— О ЧЕМ, на ваш взгляд, сегодня должен говорить театр: о насущных проблемах типа отмены льгот и забастовках или же о вечном — смысле бытия, о любви?
— Бог с вами, какие льготы. Я же не газета «Аргументы и факты». Хотя я вас читаю. Но я больше по Булгакову живу — считаю, что газеты читать не надо, они портят пищеварение. А проблемы и так никуда от нас не денутся. Мне вообще близок Булгаков, который все время задавался вопросом, что же у нас происходит с памятью. Она ведь у нас действительно уж больно коротка. От этой забывчивости и дисциплина скверная, и все-то мы любим гулять, и все-то бы нам поменьше работать. А чтобы вытащить страну после такого тотального изнасилования коммунизмом и бредовыми идеями, надо много работать. Переход к нормальной жизни очень труден.
— А как вы относитесь к сегодняшним коммунистам, то и дело выступающим со всевозможными акциями протеста? Они вообще нужны? Ведь хоть и декларативно, но эти люди знакомы с реальной жизнью народа.
— О чем вы говорите? Если бы они знали требования народа, то не засобачили бы столько людей в ГУЛАГ. Да, правильно, народ отстаивает свои права. Он и будет их отстаивать. А правители должны не знаю каким чувством обладать, чтобы в своей изолированности слышать, что происходит за окнами. Знаете, я часто задумываюсь, почему Россия — страна-победительница — сама развалилась. Это же феномен исторический. Не от войн — их она как раз выиграла, а развалилась.
— Вы сами как думаете — почему?
— От бесхозяйственности полной. От перекосов в экономике. Нельзя все бросать на военные нужды, нельзя все время находить врага, чтобы усмирять внутреннее недовольство своего народа. Это только закомплексовывает. А мы все врагов ищем. А он у всех остался один — терроризм. А нас настраивают, что, мол, Америка — враг. Да какой она враг? Американцы нам помогали, Второй фронт открыли. Я проходил это и знаю. На «Виллисе» ездил? Ездил. Тушенку, которую они поставляли, жрал? Жрал. Чего ж я буду их ругать? «Виллис» — хорошая машина, и тушенка неплохая. Без нее вообще бы ноги протянули. Президент Рейган в свое время назвал нас империей зла. И в общем-то прав был. Но потом-то они стали с нами общий язык искать.
— Конструктор Сергей Королев, уже признанный во всем мире гений, говорил, что в любой момент готов к тому, что откроется дверь и ему скажут: «Вставай, падла, — в лагерь!» Сегодня разве такая ситуация невозможна?
— Тогда это прискорбный итог для демократии. А мы все говорим, что мы демократы и вошли в семерку-восьмерку.
— А мы демократы, Юрий Петрович?
— Мы? Нет. Пытаемся ими стать, но потом все время сами себя назад отбрасываем.
— Вам принадлежат строки: «Не страна, а сплошная фантастика. Люди нашей страны очень даже странны». Может, это судьба у России такая — делать шаг вперед и потом два назад?
— Да хватит все на судьбу сваливать! Нельзя все время жить по старым анекдотам, когда весь пар выходит в свисток. Надо поставить себе цель — повысить уровень жизни любым способом. Стыдно иметь такой уровень зарплаты, как у нас. Понимаете, стыдно! И правителям пора уже это понять. Пока у людей не будет доверия к власти, ничего не изменится. Опять начнутся потемкинские деревни, пойдут традиционные российские нелепости. Вроде взывания к какой-то традиционной особенной духовности, к излишеству патриотизма. Не надо, это уже отыгранные вещи! Они у народа не вызывают симпатий. Возгласы о том, что все прекрасно, радуют только зажиточных граждан. Это же ария из оперетты, помните? «Все хорошо, прекрасная маркиза!»
— Вы затронули вопрос о доверии власти. У нас вообще был такой правитель, которому бы доверял народ?
— Александр II. А на моем веку — мне Бог уже и так много отвалил, 87-й будет — такого человека не было.
— А Сталину разве не верили?
— Его боялись. Он так всех запугал! Известна же история, когда он приехал во МХАТ и пригласил в ложу Станиславского. «Что-то скучно у вас…» — начал Сталин. И вся свита немедленно принялась укорять Константина Сергеевича, как же, мол, он смеет такие скучные спектакли ставить. А Сталин помолчал и закончил: «…в антракте». И все тут же принялись хвалить побледневшего Станиславского. Какое же это доверие? Это страх. Да дело даже не в правителе. Надо создать систему, которая будет работать вне зависимости от того, кто у власти.
— А может, первый человек — в масштабах театра или страны — всегда должен быть диктатором?
— Не должен. Лидер обязан быть умным и нормальным человеком. Имеющим подлинную информацию о том, что происходит, а не ту, которую ему подсовывает аппарат. Помощники же имеют тенденцию смещать все в лучшую сторону. Чтобы не расстраивать Хозяина.
О деньгах и любви
— КАК вы относитесь ко все чаще раздающимся мнениям, что чем жестче условия жизни, чем строже цензура, тем лучше для творца?
— Да неправда все это. Я опять отвечу словами Булгакова: «Актеры любят то правительство, которое обеспечивает их лучше, чем предыдущее». Это любовь за деньги. А истинная любовь к Отечеству основана на уверенности человека, что он в старости будет защищен, что он сможет воспитать детей, дать им хорошее образование. Сегодня необходимо помочь перейти из одной системы мышления в другую. Нельзя огромную страну гнать в коммунизм и что-то обещать. А потом резко повернуть в другую сторону и обещать уже другое. Нельзя же все время пытаться по-новому делить собственность. Если уж мы вступили на путь капитализма, то должны прислушаться к тому огромному опыту, который есть у этой системы. Надо действовать осмотрительнее, подбирать команду, которая сможет убедить народ, что выбранный путь — верный. И не просто убедить, а дать людям почувствовать, что жизнь действительно стала лучше.
А про деньги я вам вот еще что могу сказать. Не надо устраивать никакой истерии вокруг того, добро это или зло. Деньги — это просто способ жить при капитализме. И проблема одна — сделать так, чтобы бедных было меньше. Потому что много бедных — жди волнений. Начнутся волнения — будет насилие, кровь польется. А этого допускать нельзя.
— Кто, на ваш взгляд, является сегодня героем нашего времени?
— А зачем вам это знать? Герои ходят по улицам, они среди нас. Или вы хотите знать их в лицо и подражать им? Но вы же не мартышка, которая копирует дрессировщика. И не попугай, которого можно обучить ругаться матом. Это мы и без попугая умеем.
— Что-то святое в нашей жизни еще осталось? Ведь все сегодня можно купить — и должность, и саму жизнь…
— К сожалению, вы правы. Но это все перехлесты капитализма, которые надо пройти. Хотя нам пора бы уже это сделать.
— Ну а как жить-то тогда, Юрий Петрович?
— Свое дело делать и иногда проявлять толерантность. Это не лучшее свойство, но мир так устроен, что надо уметь маневрировать, дабы избежать удара кулака. А если уж начали бить — надо ответить.
Жизнь — она штука сложная. В муках человек рождается и почитает за счастье, если удается спокойно отойти в мир иной. Для меня, старика, главное на сегодня — не продержаться в театре в должности худрука. Я сам уйду, если почувствую, что не контролирую и не врубаюсь в ситуацию. Главное для меня — не быть в тягость.